Никита прибежал ко мне после уроков. Глаза его горели таинственным огнём, и я сразу понял: произошло что-то не­обычное. Он так спешил, что не переводя дух сразу же выпалил:

- Все, села! Только что я проходил мимо - она сидит! Я ничего не понял и удивлённо спросил:

- Кто сидит? Где?

-  Да ворона наша! В гнезде сидит!

Всё сразу встало на свои места. Мы с Никитой уже больше двух недель наблюдали, как пара ворон строила на лиственнице в парке своё гнездо. Они обследовали деревья - расхаживали по толстым сучьям и обрывали с них сухие веточки. А потом с прутиками в клюве летели к лиственнице и долго пристраивали их у самой вершины.

Вначале получалось что-то непонятное: между ветвями лиственницы торчали в разные стороны редкие сучки. Но чем больше вороны приносили прутиков, а потом аккуратно раскладывали, тем более похожим на чашку становилось их гнездо.

Мы с Никитой подолгу стояли на мосту-путепроводе и с высоты наблюдали, как трудятся вороны. Никита даже размечтался:

-  Вот выведутся птенцы, залезу на дерево и достану одного.

- Зачем тебе он? - спрашиваю, а сам сразу же подумал: «Может, и мне взять?»

- Выращивать буду и учить.

- Чему учить? - удивился я.

-  Словам разным. Я где-то читал, что вороны очень здорово слова выговаривают.

- Так это попугаи разговаривают, - возразил я.

-  Попугаи что, - рассуждал Никита, - их легко учить. А представь, как все удивятся, когда я спрошу у своего воронёнка: «Каркуша, как поживаешь?» А он тут же отвечает: «Хор-р-р-ошо!».

Ну и выдумщик мой Никита!

- Так это ещё когда будет, - сказал я. - Сколько ждать, пока ворона яиц нанесёт, пока высиживать будет, может, месяц пройдёт.

- Ничего страшного, подождём. Куда нам торопиться? - успокоил меня приятель...

А тут оказывается, что птицы уже закончили строи­тельство и мамаша-ворона села в гнездо.

Мы тут же отправились к вороне на новоселье. С моста-путепровода наблюдать было хорошо. Молодая лиственница стояла в парке среди тополей, а гнездо находилось ниже моста. Было отлично видно, как в нём сидела ворона и её хвост лежал на краю гнезда.

Два-три раза на день мы навещали нашу ворону. Пожалуй, прошла половина месяца, когда Никита не выдержал.

- Надо лезть, - заявил он. - А то воронята разлетятся, только их и видели!

Откуда же нам было знать, что за две недели ворона только успела яиц нанести. А их ещё почти месяц высиживать надо, уж потом и воронята появятся...

И Никита полез на лиственницу. Но едва он ухватился за нижние сучья, ворона истошно каркнула, сорвалась с гнезда  и на спину Никиты шлёпнулась здоровенная клякса какой-то желтоватой жидкости.

Но мой друг был упорным человеком. Пыхтя и отдуваясь, он перебирал руками и ногами сучья, поднимаясь всё выше и выше. Наконец он добрал­ся до гнезда и заглянул в него.

- Тут только яйца - три штуки! - крикнул он сверху. - Притащить тебе одно?

- Зачем мне нужны эти яйца? Что, я их вместо воро­ны сам высиживать буду?

- Ладно, подождём ещё немного, - сказал Никита и спустился вниз.

- Надо только не упустить момент, когда появятся птенцы...

Но этот момент так и не на­ступил. Перепуганная Никитой ворона бросила своё гнездо и где-то подальше от любопытных глаз свила новое.

Так что затея с говорящей вороной у нас начисто провалилась. Теперь, когда Никите приходит в голову какая-нибудь несусветная фантазия, я говорю ему:

-  Как живёшь, Каркуша?

И мы вместе смеёмся, вспоминая, как хотели вырастить говорящую ворону.

 

назад