«Удивительное время - начало весны. Всё вокруг залито све­том. Светятся сырые сугробы, светится молоденький берез­няк, светится вода в только что появившихся лужах.

О начале весны первыми возвещают наши птицы-зимов­щики.

«Ти-ти-тень, ти-ти-тень!» - с утра до вечера распевает боль­шая синица, словно торопится всех оповестить: «День, день, день прибывает! Весна идёт!»

Синице вторит жёлтенькая овсянка. Всю зиму провела она в компании с воробьями, даже чирикала почти по-воробьино­му. А с наступлением весны вспомнила, что сама петь умеет, и залилась.

Но самое удивительное, что весна заставляет петь даже раз­бойницу ворону.

Как-то в середине марта был я на рыбалке в Утуках. Утро выдалось тёплое, солнечное - лучшей погоды не надо. Вышел я на озеро. Под ногами снежная корочка хрустит, льдинки зве­нят. Озеро не широкое, зато в длину на добрый километр вы­тянулось. А по берегам - поля да берёзовые рощи. Я решил пройти в дальний конец озера. Там берега тростником заросли, а где тростник - щука водится. Кто знает, может, ей мои блёсны по вкусу придутся.

Иду и думаю: «Не напрасно ли тащусь в такую даль? Мо­жет, рыба именно тут, где я сейчас топаю». Выбрал подходя­щее местечко, продолбил лунку во льду и донку закинул. Не успел глубину как следует измерить - поклёвка! Вытащил окунька. Ну, думаю, дело пойдёт. Рыба голодная, за долгую зиму по червям истосковалась, начнёт клевать - только успе­вай вытаскивать.

Однако не тут-то было. Первый мой окунёк оказался и по­следним. Я пересаживал мотыля, менял мормышки, но рыба никак не хотела брать приманки. Всё чаще стал я поглядывать в конец озера, где рос тростник, и, наконец,  решил: «Ладно, пробью ещё лунку неподалёку и тогда пойду».

В новой лунке мне повезло не больше, чем в первой. Едва забросил донку, как из глубины выплыл большущий жук-пла­вунец. Он медленными кругами стал плавать в лунке, то и дело задевая своими лапками леску. Жилка вздрагивала от прикос­новений плавунца, а мне казалось, что это поклёвка. Я вытас­кивал крючок и убеждался, что никакой поклёвки не было.

Осторожно поддев плавунца черпаком, я вынул его из воды и стряхнул на снег. Таких больших плавунцов я никогда не видывал. Он был величиной со спичечную коробку и, навер­ное, всем жукам, которые жили в этом озере, доводился де­душкой.

Вдруг донка выпала у меня из рук. Я быстро схватил уди­лище и подсёк. Ещё один окунёк заплясал на снегу, то пере­ворачиваясь с боку на бок, то становясь на хвост. Закинув снова удочку, я стал ждать новой поклёвки. И тут с берега до меня донеслись незнакомые звуки: «Тик-круа, тик-круа». Я оглянулся.

На вершине старой берёзы сидела ворона. Она то поднима­ла голову, то опускала её, уморительно приседая при этом. «Тик-круа, тик-круа», - распевала, кланяясь, ворона. И стран­но было вместо разбойничьего зычного карканья слышать эту весеннюю, приятную песню. Я потихоньку смотал донку и зашагал в конец озера - пусть себе поёт ворона, не буду ей мешать. А сам удивляюсь: «Ишь когда надумала петь серая, в самом начале весны! Будто понимает, что скоро с юга настоя­щие певцы прилетят - скворцы, дрозды, жаворонки, с которы­ми ей, вороне, тягаться не по силам. А сейчас ной сколько душе угодно, никто не засмеёт!»

На новом месте меня ждала удача. Правда, щуку я так и не поймал, но плотвы и окуней натаскал вдоволь. Я так увлёкся ловлей, что совсем забыл о музыкальной птице. А когда вспом­нил, то увидел возле первых лунок двух ворон. А я ведь там окуней оставил!

- Эй вы, кыш! - крикнул я и захлопал в ладоши.

   

Но расстояние до лунок было порядочное, и вороны не ис­пугались моего крика. Одна из них остановилась и посмотрела в мою сторону. Потом обе вороны снова взлетели на ту же березу и принялись раскланиваться. Я догадался, что концерт продолжается. Вороны поют дуэтом.

Когда я закончил рыбалку и вернулся к своим первым лункам, то окуньков там уже не было. Не было и жука-плавунца. Вот какую плату взяли с меня вороны за весенний концерт.

    

назад