Гриневич, А. Любил всех маленьких и беззащитных. 80 лет со дня рождения Дмитрия Гусарова / А. Гриневич // Ленинская правда. – 2004. – 14 октября.

Всесоюзную славу ему принес роман-хроника «За чертой милосердия». Основываясь на документах, собственных впечатлениях военного времени, рассказах участников партизанского отряда Григорьева, Дмитрий Яковлевич создал произведение, откровенно, без романтического пафоса рассказывающее о войне. Речь шла о памятном походе партизанского отряда летом 1942 года. По приказу Ставки несколько сотен человек отправились выполнять ответственное задание партии, продвигаясь в глубь оккупированной белофиннами территории. Вскоре военное руководство поменяло планы, как-то забыв поставить в известность командиров отряда. Брошенные на произвол судьбы люди погибали не от вражеских пуль, а от голода, болезней…

Дочь писателя Анна Дмитриевна удивляется: «Как папе позволили тогда, на пике развития социализма, опубликовать такое произведение?»

4 октября родные, друзья Дмитрия Яковлевича Гусарова отмечали 80-летний юбилей писателя, автора книг «Боевой призыв», «Цена человеку», «Три повести из жизни Петра Анохина», «Партизанская музыка», Пропавший отряд». Он был известным человеком, народным писателем Карелии, лауреатом Государственной премии РК, почетным гражданином Петрозаводска. Писал книги о войне, участником которой был сам. В течение 36 лет возглавлял журнал «Север». В памяти коллег и людей, знавших его, Гусаров остался надежным, справедливым и порядочным человеком.

***

«Первое, что мне приходит в голову, когда спрашивают о Диме, – говорит Тереза Рафаиловна, жена Дмитрия Яковлевича, – это определение «человек долга». Гусаров был человеком долга в самом высоком смысле этого слова».

– Мы познакомились с ним в Ленинградском университете, вместе учились на филологическом факультете. В университете был худощавым, волосы вьющиеся зачесаны назад. Он ведь уже фронтовиком был, поэтому мы сокурсники, уважали его очень и слегка побаивались. Он был комсоргом, активным человеком, заставлял нас читать газеты. Проверял потом. А мы, девчонки… ну, ясное дело, какие газеты? Удивительное дело: помню, как он мне однажды сказал, что скорее хочет состариться. Видимо, переживал, что несолидный внешний вид противоречит его миссии общественного служения. Потом уже он «раздобрел»…

– Как он отнесся к распределению в Петрозаводск?

– Он сам просил это распределение. Во-первых, он воевал на карельской земле, был здесь тяжело ранен. А потом в журнале «На рубеже» (прежнее название журнала «Север») была опубликована его студенческая повесть «Плечом к плечу». Это было большим событие на нашем курсе. На заработанные деньги Дима купил однокурснику Виктору Кеппу баян. (Кажется, они с Виктором подрабатывали, играя в клубах: Виктор – на баяне,  Дима – на гармонии). Себе же купил тогда модную одежду: длинный плащ и шляпу, которую некоторые из нас осуждали. Любимой двоюродной сестре Тоне купил туфли. У нее размер ноги был большой, она сама стеснялась ходить по магазинам.

– Я слышала, что почти сразу Дмитрий Яковлевич стал редактором журнала «На рубеже».

– Когда мы приехали из Ленинграда (чемодан побольше – с книгами, поменьше – со сковородками), то первым делом пошли в областной отдел народного образования. Хотели ехать учителями в деревню. На нас, ленинградских, образованных, посмотрели и сказали, что сразу двух ТАКИХ литераторов в районную школу они взять не могут. Поэтому я пошла работать в школу рабочей молодежи на слюдяную фабрику, а Дима – в журнал «На рубеже», где был единственным человеком, имеющим высшее образование.

Он сразу стал редактором одного из отделов журнала. Через несколько лет – главным редактором. В этой должности прослужил 36 лет. Сам удивлялся такой большой цифре. Говорил, что обычно более 20 лет главные редакторы «не живут».

«Север» был его домом, семьей, его жизнью. Он приходил на работу раньше всех, а уходил затемно. Удивительно относился к людям. К нему в кабинет приходили самые разные люди со своими проблемами: больные старушки, которых обижают зятья, учительницы, друзья и родственники сотрудников. Он помогал каждому. Не стеснялся ходить по кабинетам наверху и «выбивать» нуждающимся жилплощадь, за кого-то просить. В редакции все были свято уверены, что Дмитрий Яковлевич может ВСЁ. Для себя никогда не просил.

К нему хорошо относился тогдашний первый секретарь обкома Иван Ильич Сенькин. Это он перетащил нас в новый дом на ул. Герцена, который строили для самых заслуженных граждан города (так называемое «дворянское гнездо»). Гусарова в списке не было, но Сенькин все же определил его в самую последнюю квартиру дома, которая предназначалась для гостиницы.

– Общественное служение не мешало семейному счастью?

– Мы любили друг друга, но наша жизнь никогда не была шоколадно-розовой. В первую очередь, он служил делу, людям. Потом – семье. Другом он был настоящим. Говорил мне: «Ну, кто твои друзья? Только я и Артем». (Артем Степанов, карельский писатель). Артем после смерти Димы помогал нашей семье. Благодаря его хождениям по инстанциям нам выдали деньги за передачу рукописей, заметок и т. д. в Государственный архив.

***

Вспоминает Анна Дмитриевна:

– Мы были продолжением его самого, его частью. Поэтому мы, как и он сам, всегда обходились малым. С подругой в детстве обсуждали: чей папа лучше? Помню, та лежала в больнице, и врачи сказали ей что-то обидное. Она пожаловалась своему отцу (он тоже был известным человеком). Тот моментально принял ее сторону и ходил ругаться с врачами. Подобной ситуации в нашей семье просто быть не могло. Я часто лежала в больницах, но папа никогда бы не стал пользоваться своим авторитетом и вставать на мою защиту. И потом, он бы не решился обидеть врачей.

– Как он успевал писать книги, будучи постоянно занятым работой в журнале?

– Папа никогда не работал дома. Как правило, он брал творческий отпуск месяца на два и уезжал в дома творчества писателей. Однажды взял меня с собой. Я была удивлена: оказалось, что за целый день работы он пишет всего одну страницу текста! Но это была страница, уже готовая к печати, не требующая никаких дальнейших правок. Каждое слово он тщательно и долго подбирал. Вообще, очень честно относился к слову.

– Что это значит?

– Он никогда не ловчил и не выкручивался. Говорил открыто то, что думал. Как-то, прочитав повесть Бориса Васильева «А зори здесь тихие…», расстроился. На первой же странице оказалось три фактических ошибки. Всего в повести он насчитал их около сорока. После того как издатели не согласились опубликовать его статью с критическим отзывом на повесть, Гусаров отказался печатать в этом издательстве свои произведения.

Сам он скрупулезно проверял все факты, которые излагал в своих произведениях. И «За чертой милосердия», и «Партизанская музыка», и другие его книги – в большей степени публицистика. Художественного вымысла там немного. Домысла нет вообще.

– Судя по снимкам из вашего семейного альбома, Дмитрий Яковлевич очень любил природу.

– Он был страстным рыбаком. В Косалме, на берегу Кончезера, у него была любимая луда (подводная каменная мель). В деревне ее называли «гусаровской». Сейчас там, конечно, уже не та рыбалка…

– Охотиться тоже любил?

– Ездил несколько раз с друзьями. Охотником… нет, не был. Он животных очень любил. И кошек Наташиных (Наталья Дмитриевна – старшая дочь Д. Я.), и собак. Заглядывался на восточно-европейских овчарок. Причем, не на современных восточноевропейских (эти грубоватые), а на тех, что прежде были: спина прямая, ноги длинные, красивые. С «эрделькой», которого я однажды принесла с улицы, возился с удовольствием. Когда тот, выпущенный гулять, не вернулся в семью, Дмитрий Яковлевич расстроился, всерьез на него обиделся, переживая такую неверность бродячей собаки. Вообще, он любил всех маленьких и беззащитных, нуждающихся в его опеке. Страстно любил маленьких детей, особенно грудничков. Они вызывали у него невероятную нежность…