А. Суржко «Главный редактор»
Суржко, А. Главный редактор / А. Суржко // Карелия. – 1994. – 1 октября.
В Карелии Дмитрия Яковлевича Гусарова больше знают как писателя, автора преимущественно партизанских повестей и романов. В России – особенно в столичных литературных кругах, прежде всего, говорят о нём как о главном редакторе журнала «Север».
Книги Гусарова издавались большими тиражами и у нас, и за границей, по ним шли спектакли, сняты фильмы, им посвящено немало статей, рецензий, отзывов, студенческих дипломных и курсовых работ, есть серьёзная монография Ю. Дюжева. Гораздо меньше писалось о его журнальной деятельности.
Не так давно, предваряя подборку стихов известного петрозаводского поэта, «Северный курьер» удивлялся тому, что поэт много лет вёл отдел в журнале, оказывается, это чуть ли не противопоказано поэтам. Зато теперь, когда он стал работать лесником, всё стало на свои места. При соцреализме оптимизм назывался революционным, у нынешнего оптимизма названия ещё нет, но он уже столь же обязателен; погнала поэта в лес, прежде всего, не возвышенная любовь к природе, а невозможность жить на литературные заработки, самая обычная нужда, и совсем незачем помнить, что практически все большие русские писатели издавали журналы. Были среди них хорошие редакторы, были плохие. Были такие, у которых журналистская деятельность стоит вровень с собственно писательской.
Некрасов и Твардовский как издатели значат так же много, как поэты. Этот ряд можно продолжить именами других писателей. В их число, на мой взгляд, надо поставить и Гусарова.
П. Гультяй, А. Титов, И. Симаненков, П. Борисков, М. Тарасов, С. Панкратов, О. Тихонов, И. Рогощенков, Э. Тулин, О. Мишин, И. Костин, В. Устинов, Г. Малышев, В. Пулькин, А. Шихов, И. Гин, Э. Алто, А. Гвоздев, В. Сергин, Е. Николаева, В. Смирнов, П. Леонтьев, Ю. Дрыгин, Р. Мустанен, К. Гнетнев, А. Дороган, Г. Скворцова, В. Судаков… Без этих фамилий невозможно представить литературу Карелии, а назвал я тех, кто в разные годы и разное по продолжительности время работали в штате редакции журнала, определяли его направление, помогали расти молодым литераторам. И росли сами. Находил и приглашал сотрудников сам Гусаров. Конечно, советовался, интересовался мнением редакции, делился надеждами и сомнениями. Однако первое и последнее слово было за ним. Не все приглашения были удачными, не все новички оказались одинаково полезными, но школа «Севера» была полезна всем.
Дмитрий Яковлевич всегда с интересом, с благожелательным любопытством относился к новым сотрудникам – и с трудом, неохотой расставался с теми, с кем уже поработал вместе – как бы порой они ни выпадали из ансамбля, ни подводили его и редакцию. Когда в начале 50-х годов Гусаров пришёл в редакцию, он был в «Севере» самым молодым, со временем стал самым старшим, и под началом у него оказалась команда молодых литераторов, способных, однако не лишённых богемных наклонностей – со всеми вытекающими отсюда последствиями. Из «отсутствия» возвращались подавленные, но кошки на душе скребли не от страха перед выговорами и потерей премии – от стыда за свои мальчишество и неосновательность. Сейчас, когда человек предоставлен самому себе, можно только удивляться, как у нашего главного редактора хватало терпения не расстаться по этой причине ни с кем из нас и тем самым спасти от дальнейшего развития пагубных страстей и привычек, сохранить для нормальной жизни и работы…
Бережное отношение к сотрудникам отнюдь не означало снисходительности и всепрощения. Гусаров предъявлял самые жесткие, даже жестокие требования к качеству нашей работы. Своих профессиональных промахом мы стыдились больше всех других проступков. Не понять, проворонить интересную рукопись, небрежно или невразумительно ответить автору, допустить ляпы и неточности, плохо отредактировать было во сто крат позорнее недисциплинированности. Планёрка, на которой говорилось о твоих просчётах, помнилась долго и держала в хорошей рабочей форме – не дай Бог снова пережить гнев и иронию главного редактора и ядовитый смех коллег…
Внешне Гусаров человек очень сдержанный, уравновешенный, однако в нём постоянно чувствуется внутреннее напряжение, неудовлетворённость, тревога, он никогда не жил, не работал спокойно. В контролирующих органах о «Севере» держалась устойчивая дурная слава. Под особым контролем журнал был в Москве, а главный надзирающий в Карелии однажды на встрече с местными газетчиками вдруг заявил доверительно, что с ними ещё можно работать, но вот есть такая заковыка – «Север»… Мне не забыть, как в Москве на заседании секретариата Союза писателей СССР, где обсуждалась работа журнала «Север», один из секретарей отчитывал Гусарова за то, что журнал, назвав фамилию Бердяева, не приставил к ней какой-нибудь отрицательно характеризующий эпитет. Выступающий, брызгая слюной, говорил о персональной ответственности главного редактора. Не ему бы, давно забытому, не оставившему доброго следа, говорить об этом. Гусаров обладал высшей степенью ответственности – много больше других он чувствовал себя ответственным за то, чтобы всё талантливое, свежее появлялось а печати непременно, и не жалел для этого времени и сил – что и отличает настоящего главного редактора от занимающего это место. И сколько нервов было потрачено, прежде чем появились навсегда вошедшие в золотой фонд русской литературы вещи М. Пришвина, В. Белова, Д. Балашова и такие памятные повести Д. Гранина и В. Маканина, и сколько пришлось выслушать обвинений и замечаний потом.
Решение о публикации принималось обычно коллективное. Гусаров любил, чтобы намеченную к печати вещь прочитали как можно больше сотрудников и членов редколлегии, и упрекал нас в лени и нелюбопытстве, если мы почему-либо затягивали чтение. Очень редко он принимал единоличное решение вернуть или напечатать рукопись, не слушая ничьих возражений. Не всегда такие решения были правильными и понятными нам, но они случались так редко, что не меняли принципов коллегиальности и демократичности в работе редакции.
«Надёжный, как чёрный хлеб!» – сказал как-то Дмитрий Яковлевич на юбилейном вечере одного петрозаводского писателя. Это же можно сказать и о самом Гусарове. Выходец из крестьян, он не отличался изысканностью речей и монологов потомственного книжника и интеллигента, зато поражал удивительной памятью (точно мог назвать, в каком номере 20 лет назад была опубликована маленькая подборка стихов). Его суждения были точны, серьёзны, основательны, о главном. Думаю, что именно высокий авторитет его оценок определил успех студии молодого литератора при редакции журнала «Север» – несомненно, самого сильного литературного объединения Карелии, когда-либо существовавшего в ней…
С поста главного редактора Д. Я. Гусарова ушёл в 1990 году, в самое, может быть, благословенное для журнала время, когда уже ослабла цензура, а финансовое обеспечение журнала было достаточно прочным. Он мог бы ещё поработать, но незадолго перед этим секретариат СИ СССР рекомендовал главным редакторам журналов, проработавшим определённое количество лет, подать в отставку – так же, как не печатать в своих журналах своих произведений. Гусаров, человек дисциплинированный и совестливый, щепетильно выполнил и вторую рекомендацию – повести «Партизанская музыка» и «Пропавший отряд» появились в других журналах хотя, конечно, нужнее и заметнее были бы в «Севере»).
Гусаров ушёл, а перед журналом теперь стоят иные проблемы, когда нужно добывать деньги для каждого очередного номера. Впрочем, это тема для другого разговора…
Один известный журналист Карелии любил повторять, что если бы Гусаров вернулся сейчас в журнал, – он вернулся бы в тот же самый журнал, то есть за время его отсутствия ничем не изменившийся. Спорить с этим бесполезно. Нежелающий видеть – не видит, для объективного взгляда движение и перемены в журнале очевидны. Традиционными остались гусаровские независимость, свой взгляд на вещи, брезгливое нежелание рыскать из стороны в сторону под влиянием конъюнктурных ветров.
