Гин, И. Он был надежен, как черный хлеб / И. Гин // Ленинская правда. – 2004. – 22 октября.

Дмитрий Яковлевич Гусаров. При этом имени в моей памяти всплывает название его главной книги – книги навсегда. Она с таким точным, очень говорящим и даже страшным названием «За чертой милосердия». Редактор журнала «Север», автор книг «Боевой призыв», «Цена человеку», «Три повести из жизни Петра Анохина», «Партизанская музыка», «Пропавший отряд» – это тоже Гусаров, народный писатель Карелии.

О Дмитрии Яковлевиче Гусарове писали и Алесь Адамович, и Василь Быков, и Константин Симонов. Эти известные прозаики, прочно связанные с темой войны, и прежде ценили Гусарова, но во весь голос заговорили о нем, когда появилась книга писателя «За чертой милосердия». Эта книга не только несла беспощадную правду о войне, об одном партизанском походе, но была еще и актом высокого гражданского мужества писателя, решившегося сказать во что бы ни стало правду о жестоком и страшном партизанском походе летом 1942 года. И мне кажется даже не случайным, что тогда же, когда «За чертой милосердия» печаталась в журнале «Север», Дмитрий Яковлевич тяжело заболел. И болел долго.

Писательская судьба Гусарова… В письме «старому товарищу по давним партизанским годам» Дмитрий Яковлевич говорит о своей писательской судьбе: «Моя послевоенная судьба сложилась так, что продолжаю «воевать» все эти годы, живу в том времени годами и десятилетиями, страданием и муками не только своими, но и десятками других судеб – живых и павших, удачливых и несчастных… Так уж вышло, что жить в войне мне суждено, наверное, до конца дней моих».

Откуда у Гусарова такая настойчивость в описании беспощадной правды о войне?

В первую очередь, конечно, от себя, от человека, участника Великой Отечественной, пережившего эту страшную войну. Он сумел не забыть всю правду о войне, наверное, она его мучила, искала выход.

И еще. Почему Гусаров написал роман-хронику, то есть документальную прозу, а не «вымышленный роман»?

Думаю, что отказ от «вольной» повести и решение писать документальную прозу кроется и в другом обстоятельстве. Дмитрий Яковлевич, понятно, очень хорошо знал свои сильные и слабые стороны. Он понимал, что никогда «вольная» повесть его не будет обладать той силой воздействия на читателя, как его документальная проза.

Более сорока лет тому назад, осенью 1956 года, когда так называемая оттепель сменилась заморозками, пришел я впервые к Гусарову, в журнал «На рубеже». Так тогда назывался Нынешний «Север». Гусарову тогда было тридцать два года, и он уже два года был главным редактором журнала. Над широким и высоким лбом – вьющиеся волосы. Лицо сухощавое, скуластое, с небольшими, широко поставленными, внешне спокойными глазами. Еще не было усов. Знакомство произошло в старой редакции журнала, на улице Энгельса, в том памятном многим деревянном двухэтажном особнячке, где умудрялись поместиться и союз писателей, и союз композиторов, и редакция «Пуналиппу», и еще кто-то. Редакция нашего журнала была на первом этаже. Я, тогда студент, принес Гусарову заметки о нескольких стихотворениях Пастернака, опубликованных той осенью в журнале «Знамя».

Не случайно я все так хорошо помню: эти стихотворения меня буквально потрясли, и я за одну ночь набросал довольно обширные заметки. Не удивлюсь, если мои тогдашние писания Дмитрий Яковлевич воспринял как записки сумасшедшего. Понятно, Гусаров бы не был Гусаровым, если бы напечатали то мое беспомощное (это еще куда ни шло), но самое главное – опасное для журнала бормотание о Пастернаке. Отказал же он совсем не обидно:

– Мы ничего не сказали о почти законченной «За далью – даль» Твардовского, а станем говорить о нескольких стихотворениях Пастернака…

Он не ссылался на политическую обстановку, на то, что Пастернак – весьма сомнительный по тем временам автор; он не суетился, не льстил, не замазывал лестью и комплементами отказ. Все было просто и достойно. Все это я понял, конечно, позднее. У литераторов принято друг другу шумно демонстрировать дружеское расположение, неумеренно восхищаться и восторгаться. Дмитрий Яковлевич всегда был сдержан и, если можно так сказать, реален. Вот даже по его надписям на подаренных им книгах можно все это наблюдать. В первый год моей работы в журнале «Север» на подаренной книге Дмитрием Яковлевичем к обычным в таких случаях словам добавлено специально для меня, для новичка: «…с надеждой на доброе сотрудничество в «Севере». И никаких пышных пожеланий и авансов. Только так.

У Дмитрия Яковлевича была слабость – это начинающие писатели. На редакционных летучках многие из нас любили демонстрировать максимальную требовательность. Ну что ж, это верно: нельзя было допускать снижение уровня журнала. В случае же с начинающим автором Дмитрий Яковлевич настаивал, что надо поддержать первые шаги. Рассказ публиковался. Проходило какое-то время, и в редакции снова появлялась проза этого автора. Дмитрий Яковлевич старался сам прочитать эту вещь, и его волновал только один вопрос: сильнее ли пишет тот автор по сравнению с первой публикацией. Если да, то радовался, как своему успеху. Если же вещь не поднималась хотя бы на ступеньку выше того первого шага – все. Вернуть. И никаких. Да, писательство в этом смысле очень жестокое дело…

Что значил журнал «Север» в жизни Д. Я. Гусарова? Странный и даже наивный вопрос. Мне вспоминается такая история. Уверен, что и Дмитрий Яковлевич ее никогда не забывал. В конце шестидесятых годов происходила смена поколений в редакции «Севера». Пришли новые люди, которые и поныне составляют костяк журнала – Олег Тихонов, Анатолий Суржко, Иван Рогощенков. Дмитрия Яковлевича особенно волновало, кто после Василия Широнова, человека и работящего, и очень преданного журналу, станет ответственным секретарем. Проблема позднее решилась удачно – ответственным секретарем стал и был двадцать лет сдержанный и тонко думающий человек и писатель Анатолий Суржко. До этого же Дмитрий Яковлевич, не торопясь и присматриваясь, кому-то предлагал эту труднейшую и очень хлопотную работу в журнале. Я знаю, что он говорил об этом с одним писателем. И тот сказал: «Что ты, Дима, мне ведь тогда придется каждый месяц читать весь журнал…». Я не сомневаюсь, что Дмитрий Яковлевич эти слова воспринял как личное оскорбление, ибо не было отдельно писателя Гусарова и отдельно журнала «Север».

Гусаров однажды, говоря об одном человеке, сказал, что этот человек надежен, как черный хлеб. Мне кажется, эти слова относятся и к самому Дмитрию Яковлевичу. Перечитайте «За чертой милосердия», перечитайте «Пропавший отряд». Это самое лучшее, что мы, читатели, можем сделать для того, чтобы сохранилась память о замечательном человеке и писателе Дмитрии Яковлевиче Гусарове.