Гусаров, Д. «Испытываю желание все понять и осмыслить» (интервью журналу «Лицей», 1993 г)
Интервью с Д. Я. Гусаровым Ирины Савкиной // Лицей. – 1993. – №1.
Мы с вами беседуем в редакции журнала «Север», в котором вы 40 лет проработали редактором. Не возникает ли у вас желание вернуться, поработать в новых условиях?
– Нет. Прежде всего, у меня уже нет достаточных физических сил работать с той отдачей, к которой я привык, а тем более – в той обстановке, что сейчас сложилась вокруг литературно-художественных журналов. Речь идет о выживании. Причем, некоторые журналы уже закрываются, другие – как, например, «Дальний Восток» или «Волга» – вынуждены целиком номера посвящать какому-нибудь занимательному переводному «чтиву». Тем самым утрачиваются вековые традиции русской журнальной культуры, когда эти издания были зеркалом движения общественной мысли, литературы и искусства. Я 40 лет работал в иных условиях, там были свои трудности, нередко – драматические, но вопрос о выживании вставал за эти годы лишь дважды. Теперь редакция должна думать об этом ежедневно. Но в «Севере», по-моему, сейчас хороший профессиональный коллектив, который ведет дело с минимальными потерями, и журнал пока остается таким же честным изданием, каким он, на мой взгляд, был долгие годы. Правда, и он на пороге закрытия.
– Как вы считаете: нынешняя ситуация с журналами – это случайность, недомыслие или симптом того, что не все ладно в нашей культурной жизни?
– Я считаю, что это результат политических процессов, которые происходят в стране. Некоторые силы, чтобы утвердить себя, избрали путь разрушения – и отнюдь не только идеологии тоталитаризма. Странно – вот уже семь всероссийских съездов прошло, постоянно работает парламент, а о государственности, о духовности, о том, чем жив будет народ, разговоров почти не идет.
Дело дошло до того, что уважаемый мною прежде журнал «Знамя» печатает в 12-м номере за прошлый год статью под названием «Не соблазняйте нас идеалом», где отрицаются не только идеалы коммунизма, что в наше время не удивительно, – отрицаются даже идеалы, которыми жила великая русская литература, и более того – даже христианские идеалы. Никаких идеалов вообще! И без комментариев от редакции. Но даже если бы они и были… Все равно публикация в наше тяжелейшее время такой статьи, отказывающейся от самого главного, что составляет основу духовной жизни, на мой взгляд, это просто грех великий. Без идеала народу невозможно жить.
– Какие идеалы вы имеете в виду?
– Есть вековые идеалы, начиная с христианских. Все же человечество выработало какие-то принципы сожительства и праведной жизни. Они ведь должны присутствовать в литературе, и писатель не может без этого обходиться, на этом основана духовная жизнь. Если есть у народа идеалы, значит, он будет разбираться, где правда, а где неправда. Если все это разрушить и заменить сиюминутными удовольствиями, жизнью для себя только, принципом «после нас хоть потоп», то ничего, кроме катастрофы, не получится. Это статья в «Знамени» меня сразила. Я перестал выписывать и читать этот журнал, хотя совсем недавно был его автором.
– А что вы читаете?
– Я раньше выписывал 10-11 журналов, теперь намного меньше. Выписываю «Новый мир», «Север», «Наш современник», другие журналы просматриваю. Но постоянно следить за литературной периодикой сейчас душа не лежит. В наше смутное время испытываю неодолимое желание снова все переосмыслить, перечитать, разобраться в том, что накопила наша великая литература.
Читаю исторические труды, классиков, причем не художественные произведения, а последние тома собраний, где письма, статьи, дневниковые записи. Читаю Библию.
– Вообще в жизни вы часто обращались к Библии?
– Нет, я очень поздно к ней обратился, где-то в конце 70-х, когда в нашей стране – помните? – резко усилилась антирелигиозная пропаганда. Захотелось самому все понять и восполнить пробел в своем «высшем образовании». Но последние 5-6 лет я постоянно к ней обращаюсь. Не для того, чтобы повернуть свое сознание в узко религиозное русло, а обращаться к ней как к источнику тысячелетней народной мудрости.
– Вам не кажется, что темы религии, веры становятся сейчас своего рода модой?
– В какой-то степени вы правы. Но когда разрушена вера в то, чем мы жили последние 70 лет, то что-то должно прийти на смену. Пусть лучше Библия, чем идеология чистогана. Нам в течение суток сотни раз внушают – как замечательно быть богатым, миллионером. Как будто только в богатстве счастье человечества, спасение души. Я считаю, что во времена великой смуты и испытаний христианство всегда было надежной опорой для нашего народа. Ведь неслучайно, как я понимаю, многие христианские принципы легли в основу политических программ, политических идеологий, в том числе и коммунистической.
– Дмитрий Яковлевич, пишете ли вы сейчас что-нибудь?
– Очень мало и трудно. Голова и днем и ночью занята одним – желанием понять, что же происходит с нами? Три года назад я взялся за большую книгу мемуарного толка…
– О войне?
– Не только о войне. Я прожил большую жизнь, почти 70 лет. Мальчишкой я жил в деревне, помню коллективизацию, тем более что и моя семья пережила драматические события.
– Раскулачили?
– Нет, но готовились к чему-то вроде этого. Отец был кузнец. Проработал три года в колхозе, был председателем ревизионной комиссии. Сначала в колхозе жили очень неплохо, но затем пришел новый предколхоза – из местных, малограмотный партиец, и все быстро развалил. Мой отец выступил на колхозном собрании, и уже назавтра партячейка собирается: «Подкулачник!» Отец был умный человек, не стал дожидаться, достал две подводы и увез нас в другую деревню, к родственникам.
Потом были 40-е годы, эвакуация, работа на заводе, комсомольский призыв в партизаны. Я хочу, пока есть возможность, рассказать, оставить благодарную память о тех людях и событиях, участником которых довелось быть.
– Вы будете в мемуарах писать об этом по-другому, чем в уже опубликованных документально-художественных повестях? Наверное, что-то в них не смогли в свое время сказать?
– Нет, как ни удивительно, когда я писал «За чертой милосердия» или «Партизанскую музыку», ничего такого, что бы меня тормозило, не было. Вообще, я считаю, что мне посчастливилось служить в партизанах в том краю, где партизанская война была самой, наверное, «чистой» – в том смысле, что мы не были напрямую связаны с населением, люди на оккупированной территории не расплачивались за наши действия жизнями, сотнями жизней (как, например, в Белоруссии). Мы сами расплачивались за свои действия – голодом, лишениями и потерями. Тем более что на оккупированной территории Карелии населения оставалось крайне мало. В этом смысле наша партизанская война была честной и справедливой. А ведь взаимоотношения партизан с мирным населением – это, наверное, самая сложная нравственная проблема для художника, пишущего о партизанской войне, независимо от того, где она ведется, – в России, Испании, Латинской Америке или Анголе. Поэтому я высоко ценю повести Василия Быкова…
Вы общаетесь со своими партизанскими друзьями? Как они живут, как чувствуют сейчас себя люди вашей судьбы, вашего поколения?
– Так же, наверное, как все люди пожилого возраста, только чуточку обостреннее и ранимее. На личную судьбу никто не жалуется… А собираемся мы, начиная с 1964 года, регулярно, последний раз совсем недавно, в этом году.
– Ощущаете ли вы себя в другой стране, не в той, за которую воевали?
– Мне кажется, это каждый ощущает. Вообще непонятно, в какой стране, в каком мире мы живем. Мне порой кажется – в совершенно абсурдном мире. Иногда думаешь, что все это какой-то кошмарный дурной сон. Страшно тяжело, потому и редко сижу за письменным столом, уже выработалась какая-то болезненная привычка слушать, смотреть телевизор в надежде понять. В надежде на то, что наступит, в конце концов, пробуждение, отрезвление. Я не могу допустить мысли, что такой великий народ может погибнуть, что все может окончательно развалиться.
– А литература, культура не может цементирующую роль сыграть? Или мы преувеличиваем ее силу и значение?
– Меня потрясло, что культурный слой, слой истинной литературы, искусства окажется настолько тонок, – как пленочка, через которую проходит любой удар, и так легко она пробивается, разрушается.
– То есть вы не переоцениваете роль культуры?
– Нет, я считаю, что без духовного возрождения народ жить не сможет. А культура – это основа нашей духовности. Правда, наступили времена торжества псевдокультуры, особенно распространяемой с помощью телевидения. Даже Василий Аксенов, так много и старательно разрушавший прежнее, недавно с телеэкрана предостерегал об опасности подражания западной псевдокультуре.
– Но что можно сделать, чтобы сдержать этот напор чужой и низкопробной макулатуры?
– Сделать что-либо трудно, пока литература, искусство экономическими методами выведены из игры. Попробуйте издать талантливую книгу. Все издательства дышат на ладан. А ведь правительство должно было бы об этих проблемах задуматься…
– Культура – не сфера рыночных отношений…
– Конечно. Более того, рыночные отношения не должны становиться идеологией. Это не цель, а лишь средство для экономического благополучия. Они не должны становиться смыслом жизни. Еще две тысячи лет назад прозвучал призыв изгнать торговцев из храма. А мы превращаем рынок в идола, да еще осуществляется он в дикой, унизительной для нации форме.
– Что может сделать интеллигенция? Должна ли она заниматься политикой? Или действовать какими-то другими средствами?
– Во всяком случае, она не должна стоять в стороне. Башен из слоновой кости не существует. Тем более, когда находится немало доброхотов, желающих лишить народ права гордости за свою историю, за своих предков, за свою тысячелетнюю культуру. Вместе с тем, если писатель участвует в политике, он должен так действовать, чтобы не вести людей к вражде и ожесточению нравов.
Но Союз писателей сам раздираем противоречиями и борьбой. Как вы считаете, принимая во внимание историю возникновения Союза и его печальное настоящее, – нужен ли он вообще?
– Конечно, нужен. Но в иной, реформированной структуре. Ведь и всегда, и в XIX веке, была тяга писателей к объединению, к созданию общности и среды, важной для пишущего человека, особенно молодого.
В свое время Союз писателей Карелии буквально поштучно выращивал молодых – обсуждал рукописи, давал командировки, собирал талантливую молодежь из районов. Вне такой атмосферы, когда человек чувствует помощь, интерес к себе, литератором стать трудно.
– А теперь для этого нет желания или материальных возможностей?
– Желание есть, но денег нет совершенно. Даже на содержание помещения.
– Значит, нужен какой-то государственный протекционизм?
– Тут самое смешное. Ведь писатели никогда не сидели на шее государства. Многие книги членов нашей скромной карельской писательской организации давали огромную прибыль, и наше издательство ежегодно перечисляло в казну сотни тысяч и миллионы (в прежних ценах!). И писатели были материально более-менее защищены. А сейчас происходит что-то абсурдное. Все развалилось, и серьезной литературы уже не издается.
– Но что же вам все-таки в этом абсурдном мире дает силы жить, и чем жить всем нам, которые не могут выбраться наверх?
– Верой. Верой и надеждой…
– На что?
– На то, что, в конце концов, наступит отрезвление и мы найдем выход из тупика. В конце концов, не время делает людей, а люди делают время плохим или хорошим.
