Личный фонд Дмитрия Гусарова (письма 1980-1989 гг.)
// Север. – 1998. – №1. – С. 146-154.
15 декабря 1989 года В. П. Астафьеву
Дорогой Виктор Петрович!
Что-то очень давно ты не появляешься ни на писательских пленумах, ни на съездовских телеэкранах, ни на страницах газет. Здоров ли ты? Молю бога о твоем благополучии и рискую потревожить тебя небольшой просьбой.
В июле 1990 г. «Северу» исполняется 50 лет. И хотя в нашей стране не время для юбилеев и праздников, но июньский номер будет последним за 36 лет моей редакторской службы, который я подпишу в печать. Вызрела у редакции мысль – собрать под одной обложкой всех оставшихся в живых, кто когда-либо был связна с журналом. Конечно, не буквально всех (их многие сотни), но человек 30-40, наиболее известных читателям. Жанр любой – кто два-три стихотворения, кто рассказ, кто статейку, кто хотя бы десяток страничек раздумий на любую тему – о жизни, или о литературе, или о журнале, а то и обо всем вместе.
Молю тебя – отзовись. Если нет ничего готового, то напиши несколько страниц (размер не ограничиваю), приложи фотографию и пришли. А если найдется рассказ или отрывок из незаконченной большой вещи – будем счастливы. Без тебя наша задумка как-то не смотрится.
Я, как ты, наверное, слышал, ухожу из журнала. Давно собирался, но что-то мешало, держало с года на год, с месяца на месяц заставляло откладывать. В результате – дотянул до кампании с заменой редакторов. И поделом мне – сам виноват…
Как хочется повидаться с тобой, хоть часок другой потолковать, найти какую-то опору в той смуте и неразберихе, которые творятся в душе. Но по всему видать – это теперь нескоро будет.
Низкий поклон и самые лучшие пожелания Марии Семеновне. Спасибо ей за «Отца», я прочел книгу с такой теплотой и радостью, словно окунулся в свою собственную жизнь и судьбу. Все собираюсь написать ей, да не соберусь… Вот освобожусь от редакторского ярма и буду выплачивать многолетние долги по переписке.
Витя! Знаю, что теперь у тебя горы писем и всяческих просьб. Но найди время для меня и «Севера».
Здоровья, успехов и благополучия тебе.
662620, Красноярский край. Вдовиченко С. М.
Уважаемый Степан Максимович!
С Новым годом! Пусть он принесет Вам доброе здоровье, радости и успехи!
Ваше письмо доставило и мне радость, напомнило далекие военные годы, лето и осень 1942 года, когда мы вместе готовили себя к партизанской жизни в сегежской спецшколе, ели из одного котла тощую похлебку и надеялись, что в отряде будет посытнее. Хоть теперь и трудно нам припомнить друг друга, но ведь целых полтора месяца жили в одном домике, толкались на одном пятачке, стояли в одном строю, и это дорого и незабываемо.
Спасибо, дорогой Степан Максимович, за доброе слово о моем романе «За чертой милосердия». К сожалению, ничем не могу помочь по части других моих партизанских книг. Они много раз издавались, но в продаже давным-давно их нет. В наступающем году в Москве в издательстве «Современник» выходит в свет двухтомное собрание моих сочинений, куда включены два партизанских романа и несколько рассказов. Постарайтесь как-либо заранее заказать их через ваш книжный магазин.
Не могу я, к сожалению, выполнить и другую Вашу просьбу – взяться за написание книги об отряде «Мстители». Это следовало бы сделать тому, кто воевал в отряде, хорошо знал людей и боевые походы отряда. Мое здоровье таково, что дай бог сил закончить уже начатые новые книги.
Шесть лет назад я тоже был в Свердловске, встречался с бывшими однокашниками по спецшколе, а с Пивоваровым мы изредка переписываемся. Есть что вспомнить, есть о чем поговорить…
Как сложилась Ваша послевоенная жизнь? Хотелось бы знать это, хотя бы в общих чертах… В отряде «Боевые друзья» воевали три красноярца – Гена Тихонов, Миша Мингалев и Коля Петренко. Коля погиб у меня на глазах в разведке и похоронен на берегу Онежского озера в д. Туба.
Желаю Вам все самого хорошего!
27 декабря 1980 г.
С партизанским приветом Д. Гусаров
30 декабря 1980 г.
С Наступающим Новым годом!
Уважаемая Вера Константиновна!
Извините, что давно не писал. Жизнь моя проходит в странной суматохе, в хлопотах и напастях, делать приходится все как-то не то, что надо бы делать, на нужное и дорогое душе не остается ни сил, ни времени, а потому настроение чаще всего неважное, годы уходят, их остается все меньше и меньше, и понимание этого, ощущение какого-то заколдованного круга, из которого уже как видно не выбраться, нисколько не прибавляет радости и оптимизма.
Натура у меня явно не современная – писать могу, лишь надолго погрузившись в задуманное, а жизнь (и не только служба, а мои и семейные дела) почти не дает продыху. Эти мои беды Вам известны, и никаких просветов пока не видно…
Повесть, которую я пишу, остановилась на последних главах, и вот уже более полугода не брал в руки перо. Злюсь, порчу остатки нервов, со дня на день зарекаюсь завтра плюнуть на все и сесть за рукопись, но завтра – увы – снова что-то наваливается, и дело стоит. Одна у меня проблема – как научиться быть эгоистом?
Зато мои издательские дела, на удивление, в этом году сложились удачно. «За чертой милосердия» вышел летом в «Роман-газете», осенью издан в Финляндии, в 1981 году в издательстве «Современник» выходит двухтомник моих избранных произведений («Цена человеку», «Три повести…», «За чертой» и несколько рассказов). Уже была верстка первого тома, скоро обещают и второй. Радость огромная, но мои душеные терзания она лишь усугубляет, добавляя досады на себя за вынужденное безделье.
Здоровье тоже все чаще и чаще подводит с разных сторон. Но тут после всего перенесенного мне грех жаловаться, надо быть благодарным судьбе и за это.
В журнале год обещает быть интересным для читателей, и дела в редакции идут неплохо. Я надеюсь, Вы будете сообщать мне свои впечатления от прочитанного. Вот и все мои предновогодние новости. Пишите, не забывайте, обещаю хотя бы кратко отвечать.
ЗДОРОВЬЯ. Радостей и Хорошего настроения в Новом году!
Ваш Д. Гусаров
3 февраля 1981 года. Канаевой В. И.
Уважаемая Валентина Ивановна!
Ваше неожиданное письмо доставило мне большую радость.
Искренне благодарю Вас за добрые слова о моей книге, которые мне особенно приятны потому, что исходят они от славной партизанки, участницы героического бригадного похода, на себе испытавшей все тяготы и лишения этого беспримерного рейда. Спасибо за снимки, за копии статей, за Вашу большую работу среди молодежи.
Ваше письмо мне особенно приятно еще и потому, что я хорошо помню Вас по партизанским годам, хотя мы и встречались всего лишь несколько раз, вернее – я видел Вас несколько раз, но много слышал о Вас от других партизан и хорошо помнил Вас все послевоенные годы. Не скрою, что когда я писал роман «Боевой призыв», то совсем не случайно дал своей главной героине имя Валя Корнева, а в первоначальном варианте она носила даже более созвучную фамилию – Коняева. Даже в совершенно вымышленных персонажах автору нужна какая-то пусть слабая, опора на реальность…
Если мне не изменяет память, то мы с Вами в 1944 г. были ранены в одном бою при разгроме гарнизона в д. Конда, вместе нас эвакуировали в Габсельгу, в Сегежу, потом в Архангельск в ЭГ-2527. Почему-то помнится мне, что в госпитале Вы с Асей Амосовой лежали на четвертом этаже, а я на первом, что Вы выписались раньше меня и отбыли куда-то, но в госпитале, когда немного поправились, спускались на первый этаж на танцы и в кино. Если я что-то путаю, то простите мою память. Ася Амосова была там – это точно! Уточните это – прошу…
О Вас мы часто и много вспоминали с Н. Н. Макарьевым, когда я работал над «За чертой милосердия» и пытал его о деталях похода.
Так что вы для меня человек хорошо знакомый заочно, и я рад, что знакомство это продлилось теперь через письмо.
Еще раз благодарю Вас за письмо, за отзыв о романе.
Если будет настроение и время – пишите о своих делах, мне не только интересно, но и важно знать, как сложились судьбы бывших партизан, а о Вас тем более…
Всего Вам самого хорошего и радостного!
С партизанским приветом Д. Гусаров
4 марта 1981 года В. В. Акимову
Милый Володя!
Как это чудесно, что ты, судя по твоему письму, остался тем самым Володей Акимовым, который был, по выражению нашего латиниста Чулкевича, «красой и гордостью революционной Балтики! Хотя насчет Балтики я не очень то доверяюсь теперь своей памяти, но что касается красы и гордости, то ими-то ты точно был, и не только для Чулкевича, а и для всей группы – смотрю на снимок весны 1947 (помнишь, снимались в Александровском сквере?), и не хочется верить, что хоть в чем-то переменился ты. Какие болезни, какие седины и морщины? Ведь это было если не вчера, то совсем, кажется, недавно! Неужели вся жизнь прошла?..
Признаюсь, все эти годы ты был для меня олицетворением нашей юности. Стареть, хворать, меняться внешне могли все, но только не Володька! Тебя не должно было касаться время или подтачивать невзгоды – по крайне мере, таким ты жил во мне все эти 30 лет, что мы с тобой практически не виделись, если не считать суетной встречи на съезде в Москве в 1958 году.
Так что – держись старина! Не огорчай и не разочаровывай своих друзей – сокурсников! И прекрасно, что ты остаешься самим собой! Это чувствуется по каждой строке твоего письма, по твоему стремлению жить, не расставаясь с мечтой и надеждой. Это завидное качество, и кто с годами утратил его, тот вольно или невольно обездолил себя. Уж это-то я знаю по себе – как порой невыносимо тяжко бывает от разочарований, душевных самокопаний, от утраты юношеской наивной веры в себя, в свои силы, в правоту пережитого и сделанного. Я ведь по натуре большой самоед и, как оказалось, из вечно сомневающихся в собственной правоте. Иногда задумываюсь – неужели в юности я был таким? Вроде бы и нет? А может, тогда я сам себе не отдавал отчета в этом, и моя тогдашняя прямолинейность была лишь веянием времени и возраста!
На судьбу грех жаловаться. Всю жизнь я занимаюсь тем, к чему стремился. И если у меня что-то не так, то никто не виноват, кроме меня самого. И все же, все же… если бы можно было начать все с начала! Ну, довольно опять впадать в самоедство…
Продолжение – 20 апреля с. г.
Вот так вышло, дорогой Володя! От письма оторвали, потом заболел и заканчиваю его через три недели…
Это время много думал о тебе, о твоей литературной судьбе, вернее – о твоем литературном будущем. Давать какие-то советы в этом деле грешно и бесполезно, знаю по опыту многих, в том числе и по своему. Ты, конечно же, будешь заниматься литературой, от которой тебя и за уши не оттянет никто на свете, если бы и нашлись такие охотники. Но весь вопрос – как и какой литературой?
Прежде всего – КАК? Любительски или профессионально? У меня такое впечатление, что до сих пор ты занимался любительски. Стихи были для тебя чем-то вроде побочного увлечения, и именно это не дало возможности развиваться всем твоим природным задаткам в молодости. А становиться поэтом в период, когда тебе уже за пятьдесят, – не слишком ли поздно? На эту мысль меня натолкнуло стихотворение «Разговор с шаманом», которое я помню уже несколько лет. Будь тебе 25-30 лет, я тоже, наверное, одобрительно отнесся бы к нему, простил бы явную подражательность этого стихотворения, его схожесть – и формальную, и смысловую – с известным каждому есенинским стихом.
Мой тебе совет – на стихи не уповай в своих литературных планах. Пиши их, работай, учись, овладевай, коль это твоя болезнь навек, но не пытайся на них строить свои основные надежды. Попробуй себя в иных жанрах, поищи себя в том, что даст тебе возможность с большей полнотой, чем стихи, использовать свой богатейший жизненный опыт, твои наблюдения и познания. Да, да, проза! И не возвышенно-романтическая, с прицелом на дальневосточную экзотику, от которой уже начинает подташнивать читателя, а проза – РЕАЛЬНАЯ, ПРАВДИВАЯ, ПОЗНАВАТЕЛЬНАЯ, без попыток удивить мир художественными (а на поверку – антихудожественными) вывертами.
Понимаю, что советовать легко и не очень-то благородно. Но что делать, дорогой Володя? Времени и так ушло слишком много, и должен же кто-то и когда-то сказать тебе, что поэзия для тебя останется лишь миром увлечения, а писать ты должен что-то иное, если хочешь прийти к читателю со своим словом.
Не обижайся, я люблю тебя таким, какой ты есть, и очень не хочу новых горьких разочарований для тебя.
Хорошо бы поговорить с глазу на глаз, но как?
Напиши мне и не огорчайся! Привет от Терезы!
Крепко жму твою руку
28 февраля 1981 года В. И. Канаевой
Уважаемая Валентина Ивановна!
Спасибо вам за большое и теплое письмо, каждая строка которого очень интересна и полезна для меня, ибо знать о бывших партизанках как можно больше и подробнее давно стало потребностью моей души. Это можно понять, так как вот уже почти сорок лет я ни на один день, ни на одну минуту практически не расстаюсь с нашими давними партизанскими годами, с нашими боевым товарищами, и чем дальше уходит время, тем острее все встает в памяти и хочется постичь все, восстановить перед глазами каждую мелочь, каждый штришок былого. Такова уж моя профессия! Она обостряет обычный товарищеский интерес к судьбам боевых соратников, налагая какую-то особую внутреннюю ответственность перед ними и памятью о войне. Ведь почти все, что я написал, посвящено карельским партизанам, а меня не покидает чувство, что главного еще мной не сказано, хотя теперь, в силу возраста и неважного здоровья, мне, возможно, уже и не придется написать той книги, о которой мечтается…
В предыдущем письме я, конечно же, допустил опечатку: мы с Вами были ранены не в 1943, а в 1944 году, в ночь на третье марта. Я – уже даже не ночью, а на рассвете, где-то около 6 часов утра, на льду Онежского озера, когда гарнизон в Конде уже был разгромлен, отряды начинали отход, а на перехват вышла финская группа из другого гарнизона.
Все остальное – аэросани, Песчаное, автомашины, Габсельга, 16-й разъезд, Сегежа, поезд, Архангельск – все правильно. И Ася Амосова из наших «Боевых друзей» тоже была, она получила легкое ранение, кажется, в пах, и лежала недолгое время в ЭГ 25-27, где я оставался до июня, – все это мне недавно подтвердил еще раз Иван Комиссаров, наш отрядный комсомольский главарь.
С грустью читал я Ваш рассказ о послевоенной жизни, хотя и понимаю, что наряду с печалями и невзгодами, которые, к сожалению, сопровождают почти каждого из нас (одного – больше, другого – меньше), были и не могли не быть у нас свои светлые дни и радости – если и не в личной жизни, то в труде, в работе, в общении с товарищами и коллегами. И все равно очень горестно, что судьба была порой так беспощадна…Чудесно, что Вы сохранили душевную стойкость и жизнелюбие!
Я хорошо помню операцию по разгрому гарнизона в Линдеме. Наш отряд был в резерве на берегу, вернее – на льду вблизи финского берега, но мне посчастливилось: я был назначен к В. М. Лопаткину связным из нашего отряда и все время был рядом с ним. Посчастливилось потому, что теперь я пишу лирическую документально-художественную повесть «Партизанская музыка», где две главы будут посвящены этой операции. Линдема – это мое первое боевое крещение, и я всегда помню те два выхода из Тубы. Кстати сказать, вместе с вами в феврале и марте мы несколько раз ходили на Вороний остров, но все неудачно – помните?
В связи с этим у меня к Вам, дорогая Валентина Ивановна, большая просьба: найдите, пожалуйста, время и подробнейшим образом напишите мне все, что Вы помните о линдемской операции. Мне важна каждая мелочь, каждая деталь, которую сохранила Ваша память. В повести я уже приближаюсь к тем дням, так что, если возможно, не откладывайте это надолго. Может быть, ваши воспоминания обогатят мое представление о той операции, и я постараюсь выйти за рамки того, что видел своими глазами. Повесть я пишу от собственного лица, от «я», но хочется эту точку зрения немного расширить в допустимых границах и не нарушая реальной правды.
Видите, не успели мы познакомиться, а я уже пытаюсь Вас эксплуатировать. Более того, напишите Линдему, буду просить вспомнить Вороний остров. Были ли вы в тех неудачных выходах, закончившихся конфузно для нас? У меня от них до сих пор саднит на душе, как только вспомню моего помкомвзвода Лешу Кочергина, оставшегося на том берегу…
Над этой повестью я работаю уже давно, дело идет к концу, но последние главы никак не даются мне, и дело застопорилось, хотя повесть уже объявлена на этот год журналом «Современник». В марте-апреле мне надо бы ее завершить…
Будете в Петрозаводске, обязательно позвоните мне <…> и мы повидаемся.
Желаю Вам, дорогая Валентина Ивановна, всего самого хорошего – здоровья, доброго настроения и благополучия!
Еще раз спасибо за письмо!
С партизанским приветом Д. Гусаров
10 мая 1982 года
Главному редактору журнала «Север» тов. Гусарову Д. Я.
Уважаемый Дмитрий Яковлевич!
Наши будапештские коллеги из венгерского издания «Советская литература» на иностранных языках внесли предложение опубликовать в нашем издании сокращенный вариант вашего романа-хроники «За чертой милосердия» (Роман-газета №13 за 1980 год). Мы с удовольствием прочли Ваше произведение и активно поддерживаем инициативу венгерских друзей. К сожалению, объем нашего журнала, как правило, не позволяет публиковать большие произведения; кроме того, учитывая специфику зарубежного читателя, кое-какие места романа, может быть, было бы целесообразно опустить. С учетом сказанного, мы очень бы просили Вас, уважаемый Дмитрий Яковлевич, во-первых, дать свое согласие на публикацию у нас Вашего произведения и, во-вторых, или по собственному усмотрению сократить роман (приблизительно на 4-5 авт. листов), либо разрешить это сделать нам.
Пользуясь случаем, от души поздравляю Вас с Днем Победы!
С искренним уважением,
Ответственный редактор венгерского издания О. Громов
Финляндия, 33560, г. Тампере. Тауно Ринне
20.IV.84
Уважаемый Тауно Ринне!
Пишет вам писатель из Петрозаводска Д. Гусаров.
Вероятно, Вы будете очень удивлены, что отвечаю на Ваше письмо через два с половиной года. Однако случилась досадная нелепость. Ваше письмо о моем романе «Тайга не знает пощады» было получено в редакции журнала «Север», где я работаю, своевременно, но в ту пору я находился в длительной отлучке, и письмо попало в кипу праздничных поздравлений. Лишь недавно, разбирая архивы, я обнаружил его.
Приношу мои самые глубокие и искренние извинения за случившееся. Мне самому очень горько и обидно, ибо наша переписка, на мой взгляд, была очень для меня интересной и важной, а может быть, помогла бы открыть кое-какие неясности в событиях похода партизанской бригады летом 1942 года.
Ваше доброе отношение к моему роману мне особенно приятно и важно, ибо оно исходит от бывшего солдата, хорошо познавшего все «прелести» лесной войны.
Вас интересует настроение бывших партизан – сохранилось ли у них чувство ненависти, которое владело обеими сторонами в годы войны.
Многие, еще очень многие, кто вернулся из того похода, живы и теперь, хотя время и возраст с каждым годом безжалостнее косят их ряды. Я довольно часто встречаюсь с ними, подолгу беседую, меня как писателя, тоже волнует Ваш вопрос. И я могу ответить на него ясно и определенно – чувство ненависти, разделявшее нас в годы войны, давно ушло в прошлое, даже у тех, для кого война была самым ярким событием в их судьбе.
Эту проблему я затрагиваю в своей новой повести «Партизанская музыка», которая уже переведена на финский язык и будет издана в этом году издательством «Рейлин-Гёёс».
Летом я собираюсь посетить Паданы, постараюсь заехать в деревню Сельга и расспросить о судьбе «маленькой девочки Гали», которую вы качали на коленях. Но надо бы мне знать хоть что-то еще, кроме имени (возраст, фамилию или расположение дома и т. п.).
Буду рад получить ответ и постараюсь не допустить новой промашки.
Желаю Вам всего самого хорошего!
Д. Гусаров
11 ноября 1984 года. Я. М. Юрьеву
Уважаемый Яков Матвеевич!
Прежде всего, прошу простить, что не имел возможности сразу ответить на Ваше письмо. С перепиской у меня никак не получается, писем поступает с явным превышением моих возможностей. Да и редакционная нагрузка не оставляет времени.
Прежде всего, о вашем предложении продолжить тему романа «За чертой милосердия» рассказом о выявленных судьбах партизан. Я и сам уже давно подумываю об этом, но где взять время. По опыту знаю, что стоит лишь приняться за подобную работу, как уйдешь в нее с головой, понадобятся новые и новые розыски, а потом при моих темпах – годы писания. Я не умею писать быстро, мне надо не только доискиваться до самой сути, до возможной степени достоверности, но и потом найти такую форму подачи, чтобы продолжение не выглядело спекуляцией на однажды найденной и уже воплощенной теме…
И все же дело это святое, и рано или поздно я, конечно же, возьмусь за него – это наш общий долг перед павшими. Но когда – пока еще сказать трудно, очень уж я загружен, да и сил работать сутками, как это было в молодые годы, уже не осталось.
Весной думаю сделать серию передач по Карельскому телевидению о судьбах партизан бригады. Будет это в форме свободного живого рассказа с использованием фотографий и документов, возможно, с каким-то специальным кино – подсъемками и живых людей, и мест партизанских боев. Пока это лишь задумка.
Спасибо Вам за фотографии, за газету – все это мне очень интересно и дорого, ибо поиски действительно начались лишь после выхода книги «За чертой милосердия».
Если Вас не очень затруднит, напишите мне подробнее об Александре Матвеевиче – хотя бы связную биографию. Все это не пропадет бесследно.
Да, Вам, возможно, уже известно, что найденный на высоте орден принадлежал Уфимцеву Павлу Михайловичу, бойцу отряда «Мстители», 1918 г. рожд. уроженца села Белослуцкое, Ирбитского района, Свердловской области. Об этом я уже давно сообщил С. Я. Яковлеву, но он не счел даже нужным ответить почему-то. С Урала мне сообщили, что никого из родственников в селе и районе не проживает, нашелся лишь один одноклассник по начальной школе.
Так что орден, вероятно, следует сдать в Петрозаводский партизанский музей.
Всего Вам доброго.
Ваш Д. Гусаров
